Николай Смирнов - Джек Восьмеркин американец [3-е издание, 1934 г.]

Да, Чарли страшно волновался в больнице и вел себя, как мальчишка. Может быть, отчасти поэтому болезнь его протекала так тяжело.

А из коммуны шли утешительные вести. Джек прислал четыре открытки в больницу, и из этих открыток Чарли узнал, что горевать и волноваться нечего. В последней открытке Джек поздравил приятеля с выздоровлением и не удержался приписать на полях, что в коммуне есть неожиданные и приятные новости. Чарли любил новости, но здесь, в отдалении, известие взволновало его сильнее, чем следует, тем более, что подробностей Джек не написал. И Чарли начал с новой силой приставать к доктору с просьбой о выписке из больницы.

Но прошел апрель и половина мая, а доктор все отрицательно покачивал головой и блистал своими золотыми очками при этом. Он убедительно просил Чарли не волноваться и даже приносил ему газеты с сообщениями, что весна в Союзе поздняя в этом году и что пахота тоже запаздывает.

Но Чарли возражал на это, что при поздней весне пахоту надо провести особенно энергично и что каждый человек сейчас дорог деревне.

Наконец двадцатого мая доктор заявил, что с завтрашнего дня американец может считать себя выздоровевшим.

Чарли сейчас же позвонил по телефону Егору Летнему, просил его раздобыть билет на завтра и уведомить Джека о высылке лошади.

Двадцать первого вечером Чарли уехал из Москвы.

В пути ему пришлось поволноваться еще немного. Трудно было думать о чем-нибудь, кроме пахоты. По обе стороны полотна лошади и машины трудились над полями, сев был в разгаре. Чарли из окна вагона целыми часами имел возможность видеть, что все-таки к работе он опаздывает.

Подъезжая к своей станции, Чарли за километр высунулся из окна, чтобы хорошенько рассмотреть знакомые места. Может быть, на дороге он увидит телегу из коммуны? На автомобиль он не рассчитывал. Он знал, какие ужасные дорога бывают весной, и, конечно, Джек не станет гонять машину по грязным колдобинам.

Вот наконец и станция выплывает из-за поворота. Паровоз дает протяжный гудок, и лес отвечает ему в тон гудком послабее. Чарли с чемоданом уже стоит на площадке вагона. Он пытается рассмотреть лошадь коммуны у станции, ведь он отлично знает всех лошадей. Но знакомой подводы не видно. Зато рядом с крестьянскими лошадьми стоит какой-то грузовик, на нем керосиновые бочки. Что это за грузовичок в здешних местах? Не есть ли это приятная новость, на которую намекал Джек в открытке? И Чарли почувствовал, что после двухмесячного отсутствия он подъезжает к коммуне с большим интересом, чем тогда, давно, когда он приехал из Америки.

Поезд подошел к станции. Много баб в разноцветных платках и сияющий Джек со своими золотыми зубами. Чарли закричал с площадки вагона:

— Я здесь, Джек! — И прокатил мимо, так как вагон его был первым от паровоза.

Когда Чарли выскочил на платформу со своим черным чемоданом, Джек уже подбегал к нему. Они обнялись, прослезились.

— И дернуло тебя заболеть в такую пору, — буркнул Джек и взял чемодан. — Идем скорей.

— И не говори, — ответил Чарли. — Хворать в пахоту я считаю двойной болезнью. Уж и перемучился я.

Они быстро прошли по дороге за станцию, и Джек потащил Чарли прямо к грузовичку.

— Ого! — сказал Чарли. — Так, значит, это наша машина? Я увидел ее еще из вагона. Откуда она, старик?

— Я расскажу тебе обо всем дорогой, — ответил Джек, усаживаясь за руль.

Чарли оглядел грузовик со всех сторон и сказал сквозь зубы:

— Не пойму одного: как ты сумел провести машину и не забрызгать ее грязью? Ведь я представлял себе нашу дорогу сейчас и был убежден, что авто застрянет. А грузовичок, можно сказать, чистехонек.

— Я же говорю тебе, старик, что у нас много новостей, — ответил Джек с легким раздражением. — Неужели не можешь потерпеть две минуты? Сейчас поедем, и все узнаешь.

Чарли засмеялся, предвкушая удовольствие, и уселся на подушку сиденья.

— Что же, новости касаются и дороги от станции до коммуны? — спросил он ехидно.

— Да, касаются и дороги.

Джек перевел рычага. Машина пошла.

— Ну, рассказывай скорей! — закричал Чарли. — А то, я подохну от любопытства.

— Не знаю даже, с чего начать, — заговорил Джек неуверенно. — Придется, пожалуй, с философии. Ты знаешь, старик, что в советской стране все находится в движении. Здесь, мы не держимся за старое, а, наоборот, идем все время вперед и не жалеем вчерашнего дня.

— Да, я это знаю. Без изменения остаются только дороги, — вставил Чарли.

Он сказал эту фразу и сейчас же замолчал. Наклонился из окна над дорогой и начал рассматривать ее с большим вниманием. В ровном ходе автомобиля он почувствовал что-то новое. Уж он ли не знал здесь каждого поворота и выбоины?

— Кажется, я ошибся немного насчет дороги, — наконец сказал он смущенно. — Что-то тут делали без меня и по дорожной части. Посыпали щебнем да, кажется, прошлись и трамбовкой. Вот о каком сюрпризе писал ты мне, старик! Ну, да говори же, Джек, в чем дело?

— Ну, ремонтировали мы немного дорогу, и все, — ответил Джек деланно равнодушным тоном. — Без этого нельзя было обойтись. Ведь движение-то увеличилось раз в десять.

— Ну уж и в десять? — неуверенно усомнился Чарли. — Чего бы ему увеличиваться в десять раз?

— У нас произошли большие изменения в организации хозяйства, Чарли. Все колхозы в окрестностях решили соединиться для пахоты. Образовалось и много новых за эту весну. Середняки здорово расшевелились. Ну, ты сам понимаешь, это отразилось и на движении.

— Ясное дело. И мы, конечно, вошли?

— Ну да.

— И большой клок земли получился в общей сложности?

— Порядочный. Если считать на американские меры, то около сорока…

Машину сильно качнуло в этот момент. Джек оглянулся:

— Ишь ты, выбоина!

— Чего около сорока, старик? — закричал Чарли.

— Около сорока тысяч акров, хотел я сказать.

Чарли неопределенно хмыкнул.

— Да… ничего себе хозяйство! И в Америке немного таких. Но, между нами говоря, дружище, я не приветствую этого соединения. Ведь с ума сойти можно, прежде чем осилишь посев на таком кусочке. Конечно, попробовать следует, но трудное дело. Телефонов нет, дороги неважные. Я думаю, не родился еще человек, который мог бы к сроку закончить сев на таком куске при наших условиях.

Джек промолчал.

— А верно, — продолжал Чарли, — кто же будет председателем такого огромного объединения?

— Да собственно предложили мне, — ответил Джек тихо, как будто стесняясь.

— Ну, и ты, конечно, — отказался?

— И не подумал!

Чарли крякнул.

— В таком случае я предсказываю, что ты сядешь в грандиозную калошу. Как же ты, умная голова, думаешь справиться с этим делом?

— А сколько нас человек работает, Чарли? Ты позабыл? Я и на тебя рассчитываю.

— Я-то, конечно, помогу. Вот приеду, побреюсь и стану на работу. Только, сказать по совести, что такое я один, когда хозяйство величиной чуть ли не с Панамскую республику! Это не наша покойная ферма в коровий носочек. Лошади-то фуражом обеспечены?

— Средне.

— Я так и думал. Теперь позволь задать тебе нескромный вопрос, старик. Ведь с осени под зябь пахали здесь мало. Сколько же вы осилили новой пахоты на сегодняшнее число,?

— Вчера к вечеру было восемьдесят процентов.

— Как нее это вы сумели?

— А ты подумай хорошенько.

— Неужели вам удалось раздобыть немножко машин, Джек? — спросил Чарли очень робко.

— Ну конечно.

— Подцепили десяток тракторов?

— Нет, с десятком тут не управишься.

— Что же, два десятка?

— Не угадал.

— Полсотни! — закричал Чарли с восторгом.

— Поднимай выше. Если считать с нашими, то будет шестьдесят пять.

— Брось!

— А вот представь себе.

В эту минуту они въехали во двор коммуны, и Чарли увидел перед собой не старый, знакомый двор, а что-то совершенно новое, словно они ошиблись адресом.

Там, где раньше бродили белые куры, где была площадка для тенниса, вытянулся длинный дощатый сарай под толевой крышей, и искры кружились над его железной трубой. Очевидно, здесь были мастерские. Вокруг теснились в очереди на ремонт самые разнообразные машины. Здесь были и рондали со своими отполированными дисками, носатые сеялки, широкие железные бороны. Даже один комбайн как дом выглядывал с заднего плана. Его время работать еще не пришло, и он стоял пока тихо за другими машинами, новый, лаковый, многообещающий.

Чарли заметил также на дворе несколько грузовых автомобилей, цистерну для керосина и пяток триеров. Двое незнакомых рабочих возились у огромного гусеничного трактора — катерпиллера. Трактор был похож на утюг, на лодку, на танк, и высокое сиденье тракториста на нем было покрыто хорошей кожаной подушкой.